«Капри — королева скал. В платье из амаранта и лилии. Последнее голубое святилище Средиземноморья, где сирены расчесывают свои лазоревые гривы, растрепанные колыханием волн» Пабло Неруда.
"Если бы я был Богом, то сделал бы себе кольцо, в которое вставил бы Капри".
Максим Горький.
"Среди написанного о Капри не так-то просто отыскать верно интонированные и неуловимо-дымчатые слова, передающие мелодику острова, ту новую сиреническую песнь, которую называют ожиданием счастья. Те, кто услышали зов Капри, сулящий познание мира и высшую усладу, не могут не испытать на себе последствий этого зова. Главным таким последствием для слышащих, а еще и пишущих, оказывается… подавление их творческого гения, полная или временная немота. Завораживающее пение полуптиц-полуженщин делает некогда проворные перья безнадежно неповоротливыми. Тотальная гармония Капри словно ускользает от рассказчика, обращая любую попытку запечатлеть свою магию в приторный и сбивчивый панегирик неизъяснимым чарам острова".
Автор этих строк - Геннадий Кеселев, известный итальянист и переводчик, составитель сборника рассказов "Очарованный Остров". Для меня эти слова имеют далеко не общий смысл. Дело в том, что еще лет десять назад, когда ко мне впервые обратились из редакции одного журнала с просьбой написать что-нибудь о странах далеких и прекрасных, первое, о чем я хотела пропеть читателю, это о Капри, о том, прекрасней чего я не видела на свете. Но у меня ничего не получилось. В итоге вышли пару моих статей на другие темы, а Капри так и остался невысказанным признанием в любви. И вот теперь, мне очевидно, что я не единственная, кого "очарованный остров" привел к состоянию "полной или временной немоты". Геннадий Кеселев, однако, оказался находчивее меня в своем желании изложить на бумаге "быль и небыль острова сирен" и придумал такую форму, как сборник рассказов современных русских писателей, тех рассказов, в которых так или иначе повествуется об удивительном и прекрасном Капри.
Заботами моей доброй подруги, эта книга попала ко мне и пробудила во мне желание поделиться с вами некоторыми абзацами, проилюстрировав их, как своими, так и найденными в сети фотографиями.
Аэросъемка Капри.
Памятник императору Августу на горе Монте Соляре
Названная в честь древнеримского бога Юпитера вилла императора Тиберия, разместилась на высокой скале Рокка ди Капри.
"Когда Господь изгонял из небесного рая провинившихся перед Ним прародителей человечества на землю, рассказывают, будто бы Адам, неловко переступая через порог, споткнулся и чуть не упал. При этом несколько комьев благодатной почвы различной величины, равномерно увеличиваясь, полетело вниз и упало в разных местах. С тех пор прошла почти вечность, но осколки рая и поныне существуют кое-где на земле, и один из них — остров Капри". Максим Амелин
"…Истинным первооткрывателем Капри был римский император Август. В один из своих приездов на остров Август, бывший тогда еще Октавианом, заметил, что давно поникшие ветви старой лиственницы неожиданно вновь поднялись. Император увидел в этом доброе предзнаменование для своих монархических планов и выкупил сей августейший из островов у неаполитанских греков... Имперскому величию Август предпочитал утопавшие в зелени садов постройки, украшением которых служили останки доисторических исполинских зверей и доспехи героев. Проводя время в увеселениях и общении с греко-романским населением острова, Август щедро раздавал подарки — тоги и греческие плащи — с условием, чтобы “римляне оде- вались и говорили по-гречески, а греки — по-римски”, и придумал для Капри название Апрагополь — Город сладостного безделья." Геннадий Кеселев.
"Возникший при Августе образ Капри как острова-вот чины, острова-виллы окончательно утверждается в эпоху его преемника Тиберия. Согласно Тациту, во времена императора-затворника Тиберия на Капри появились двенадцать императорских вилл, по числу главных божеств античного Пантеона. Некоторые из них, к примеру вилла Юпитера и вилла Дамекута, сделались эталонами для вилл Нерона, Домициана и Адриана… Однако при Тиберии в целом радужная картина августовского Капри приобретает довольно мрачные тона… Формально оставив государственные дела и удалившись на Капри, Тиберий дает волю своим подспудным порокам. В “Жизни двенадцати цезарей” Светоний говорит о невыразимом, изощренном распутстве императора. В особых потайных комнатах Тиберий собирал отовсюду “девок и мальчишек”, которые “наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть.” Геннадий Кеселев.
"Не думаю, что императоры попадали в свои дворцы через нижние порты, а потом тащились по тряским дорогам через весь остров. Одна Финикийская лестница чего стоит! Такой утомительный перенос занимал бы как минимум полдня, а то и больше, а после тряски в носилках императорам надо было бы отдыхать еще полдня.
Подъемные машины, описанные еще Витрувием в десятой книге “Об архитектуре”, за несколько десятилетий до постройки дворцов Августа и Тиберия на Капри, в слегка усовершенствованном виде вполне могли быть приспособлены для создания простого лифта, на котором торжественный подъем императора с моря занимал бы не более пяти минут. Вот, возможно, каковым было истинное предназначение пресловутого Сальто ди Тиберио (Прыжка Тиберия), а вовсе не для бессмысленного сбрасывания неугодных. Неслучайно внизу, прямо под Тибериевым дворцом, постоянно дежурил флот. Зачем ему иначе было там находиться, под этой неприступной отвесной скалой?" Максим Амелин
Финикийска лестница, состоящая из 900 каменных ступеней. Называется она La Scala Fenicia – «Финикийская лестница».
По легенде, дорога была построена в глубокой древности, ещё до нашей эры, финикийцами. Считается, что именно они первыми поселились на Капри. Правда, современные учёные склоняются к мнению, что дорогу строили греки в VII-VI веках до нашей эры. Финикийская лестница была отреставрирована в 1998 году и теперь ее можно использовать для прогулок из Капри в Анакапри и обратно вместо современной асфальтовой дороги.
Скала Сальто ди Тиберио (Прыжок Тиберия)
"При всех взлетах (во времена Римской империи) и затишьях (от Средневековья до барокко) в исторической биографии Капри остров следует своему тектоническому предначертанию: отколовшись от материка в районе Соррентинского полуострова после мощного вулканического извержения примерно за 10 000 лет до нашей эры, он словно оторвался от земли, стал одновременно далеким и близким воплощением инакости, исключенным и исключительным. Выпав из континентального контекста, Капри лишь повысил градус своей неповторимости, увеличил силу притяжения, расположившись у восточной окраины Неаполитанского залива островом Буяном, точно по курсу пословицы “видит око, да зуб неймет”. В определенном смысле Капри сменил географические координаты на мифопоэтические. " Геннадий Кеселев.
"Мы ехали на очередной остров. Искья нам не понравился: мы там поссорились в минеральных ваннах. Зато Капри был еще лучше, чем его мировая репутация, особенно поздней осенью, когда в дождливый день пинии нежно сбрасывают рыжие иголки и пахнут, пахнут безумно." Виктор Ерофеев.
"— Лучше немного помолчать, созерцая эту красоту... — Она войдет в сердце и никогда не забудется.
— … Все самое прекрасное, что могла создать наша планета, она выразила этим островом…
— Но главное тут — сочетание красоты и таинственной мощи этих гор и скал... В древние времена такие горы двигались как живые. Они и сейчас живые, но молчат."
Юрий Мамлеев
"Это даже не сон, а тропический мираж, обернутый в адриатический ландшафт." Андрей Аствацатуров.
«…В такой красивой земле конечно же не могли поверить в одного бога… здесь так много всего — так много моря и неба, так много воздуха… так много дождя — когда приходит дождь… так много страсти и ярости… всем этим не мог владеть один бог. Поэтому богов в этих краях рождалось много, и все эти боги были красивы… и страстны, и яростны, и любвеобильны…» Захар Прилепин.
"Весна на Капри безоблачна (ошметки редких облаков не в счет) и степенна... Страхи, страсти, навязчивые мысли исчезают, открывая мир твоему глазу, большому и сосредоточенному, как у циклопа. В зрачке плещется желтизна. Это лимонные деревья с огромными, кажущимися увечными плодами тихо проплывают мимо, покуда я от Марина Гранде в неспешном вагончике фуникулера поднимаюсь в город." Андрей Аствацатуров.
"— И когда лютой зимой я буду замерзать в сугробе, в центре Красной площади, и на меня нападет злой медведь и начнет грызть мои старые кости, я подумаю:
«Жизнь не прошла даром! Я видел остров Капри! Я беседовал с призраком Тиберия! Я дикий русский, но мои жабры дышали итальянским морем! Когда мои предки убивали друг друга деревянными дубинами, здесь уже была демократия, почта и водопровод!» Так я скажу, если меня арестуют." Андрей Рубанов
Две нижние фотографии сделаны в октябре 2006 года во время семейного отпуска в Южной Италии. До этого я была на Капри раз пятьдесят в качестве руководителя группы, и всегда в рамках тура по всей Италии. Тогда мы гнали автобус из Рима в Неаполь, а оттуда на пароме на Капри, и обратно в тот же день в Рим. Кульминационным моментом этого марш-броска был подъем на фуникулере на гору Монте Солярэ, что на Капри. И каждый раз, стоя там перед группой людей, я ощущала триумф и позор одновременно. Триумф, потому что лица моих туристов красноречиво говорили о том, что никогда доселе они не видели подобной красоты. Позор, потому что, находясь в рамках не мной придуманного тура, я должна была объявить группе, что у нас есть15 минут (!!!) на все любование красотой. У меня рождалась мечта, потом решимость, и, наконец, решение исправить эту несправедливость: приехать на Капри и проторчать столько времени на Монте Соляре, сколько душе угодно, сесть на краю обрыва и чтобы никто, никто, включая меня саму, не напоминал мне о времени. Свою мечту я осуществила, это я сижу там, на краю обрыва, а рядом стоит мой муж, с которым мне посчастливилось разделить радость "сладкого безделья" ("dolce far nuente"). Как раз в тот мой приезд в Италию и родилась идея сделать тур на юг Италии, чтобы не "галопом по европам", а чтобы "смакуя". В результате родилась авторская программа "Вернись в Сорренто".
"Анакапри (один из двух городов на острове Капри) своей малодоступностью привлекал разного рода отшельников и любителей скрытного, по разным причинам, образа жизни. Таковым был, например, шведский врач Аксель Мюнте, купивший некогда участок, на котором обнаружились развалины одного из императорских дворцов — Виллы Дамекута. Все ценное из того, что можно было вывезти с места раскопок, плавно перекочевало на построенную им для себя, любимого, Виллу Сан Микеле. Интерьеры дома украсились античными статуями, барельефами и мозаиками, собственный ботанический сад в миниатюре — всевозможными причудливыми обломками, а парапет странной часовни во имя самого хозяина — розово-мраморной безлицей сфинксихой." Максим Амелин.
Вилла Сан Микеле.
Эту виллу на развалинах и по образцу старых римских вилл построил шведский врач Аксэль Мунтэ. Впервые он побывал на острове, когда ему была 18 лет. Он влюбился в эти места, он узнал, что здешние приветливые люди, которые не умеют ни читать, ни писать, гораздо счастливее многих его эрудированных и богатых знакомых, и стал мечтать о том, что когда-нибудь он разбогатеет и купит здесь землю, окружит себя предметами древности и постарается воспроизвести утонченную атмосферу каприйских императорских вилл. Он вернулся к занятиям в университете, в своей комнате он повесил фотографию Капри, чтобы себя «пришпоривать», как он сам писал, и с тех пор каждый его шаг и каждое усилие были направлены к достижению мечты. Он учился не покладая рук, сдавал экстерном экзамены. Он открыл престижную врачебную практику в Париже. К счастью его пациентов, бог наградил этого человека огромными способностями, которые граничили с паронормальными. Он стал выдающимся врачом, у него лечилась европейская элита и даже члены королевских семей. Вместе с тем, многие его пациенты, даже не знали его имени, потому что, услышав о вспышке эпидемии (холера в Неаполе), или стихийном бедствии (землетрясение в Мессине), он не раздумывая устремлялся спасать людей, подвергая себя смертельному риску. При этом он на месяцы забрасывал свою престижную и доходную практику в Париже. Это был необыкновенный человек, наделенный огромным талантом, золотым сердцем и бесконечной добротой.
Его мечта сбылась. В 1896 году, в возрасте 39 лет, он вернулся на остров, купил у одного плотника участок земли с виноградником, скромным деревенским домом и руинами капеллы Сан Микеле. Здесь он решил строить виллу, которая станет его домом до конца его дней. Вила строилась усилиями самого Акселя Мунте и его каприйских друзей - крестьян. Как и многое в жизни Акселя Мунте, появление этой вилы можно рассматривать как чудо, поскольку, ни доктор, ни его помощники не имели ни малейшего понятия о строительном искусстве, и как признается Аксель Мунте, «ни один грамотный человек ни разу не приложил руку к постройке, ни к одному архитектору не обращались за советами, не было вычерчено ни одного настоящего плана и не произведено ни одного настоящего измерения - все делалось «на глаз». Здесь Аксэль Мунтэ жил, работал, писал книги и умер в возрасте 92 лет.
"В таком месте жить и умереть — если только смерть может победить вечную радость такой жизни!" Аксэль Мунте.
"А вот и Каза Росса (Красный Дом). Она построена в 1878 году военным врачом Джоном МакКоуэном, героем гражданской войны в США, жившим долгие годы на острове и владевшим местной достопримечательностью — Голубым гротом, в котором из-за слишком бурного моря мне так и не довелось побывать.
Каза Росса окружила собой средневековую Арагонскую башню начала XV века, и ее ложномавританский стиль кажется довольно близким подлинному. Красный цвет, в который выкрашены ее наружные и внутренние стены, совсем не тот привычный всем чистый красный, а скорее багряный — цвет стен в античных императорских дворцах. Остатки штукатурки, окрашенной в этот багряный, хотя и изрядно выцветший, я видел и на Вилле Йовис, и на Вилле Дамекута.
Балконы и окна богато инкрустированы майоликой. Над порталом — заглавными буквами надпись на древнегреческом: “Здравствуй, о гражданин Апрагополя”. Апрагополем (Праздноградом) называлась, по свидетельству Светония, каприйская вилла, находившаяся по соседству с виллой императора Августа, который поселил на ней однажды своих друзей. Позднее будто бы это прозвание распространилось и на весь остров, но достоверных сведений об этом не найдено." Максим Амелин.
"Чертоза (Картезианский монастырь) ди Сан Джакомо была когда-то крупной обителью с обширным хозяйством, садами и виноградниками. Основанная в XIV веке на месте одного из императорских дворцов, она пережила бурный расцвет во второй половине XVI, когда ею и был обретен нынешний вид.
Из первоначальных построек сохранился только старый монастырский двор, галереи которого опираются на каменные грубой выделки колонны с капителями, украшенными особенной растительно-плодовой резьбой. При Наполеоне Чертозу, как и все остальные монастыри на острове, закрыли. Теперь в его стенах библиотека, хранящая в своих недрах и русские книги, оставшиеся здесь от той самой партийно-просветительской школы для рабочих, и небольшой художественный музей." Максим Амелин
Чертоза (Картезианский монастырь) ди Сан Джакомо
Фаральони — загадка острова Капри. Эти скалы иногда называют «Три сына Капри». Именно из морской пучины вздымаются три рифа из известняка. Высота самого высокого составляет 111 метров (Фаральони ди Терра), двух других - Фаральони ди Фуори (Скополо) и Фаральони ди Меццо (Стела) 104 и 81 метр соответственно.В ходе природных процессов в рифе Фаральони ди Фуори образовалась изящная арка. Туристам очень нравится проплывать на лодке между рифов, поскольку расстояние между ними это позволяет.
"Главным сокровищем фауны Капри, бесспорно, является голубая ящерица ... живая аллегория природного колдовства. Вильнув хвостом в незабудочной магме Лазурного грота, ящерица закрепила свой подмалевок голубизной неба, воды и бледно-серых скал. Зернистые чешуйки на ее спине окрашены ядовито-голубым с бирюзовым отливом по бокам, переходящим в нежную лазурь на брюшке. А водится голубая ящерица только на Фаральонах — гигантских известковых глыбах, одиноко торчащих из воды близ Малой гавани. Они будто олицетворяют полную изоляцию и невозможность человеческого соприсутствия." Геннадий Кеселев.
"Он ходил вдоль берега — словно искал что-то и никак не хотел найти.
Море было восхитительным — с трудом он спустился по камням и погладил воду. Вода показалась ласковой, но своенравной." Захар Прилепин.
"...Отовсюду на острове виден стоящий на берегу Неаполитанского залива Везувий, спящий чутким сном и раз в полвека поднимающий одеяло Земли.
...Остров Капри когда-то был частью материка. Геологи утверждают, что он не вулканического происхождения. Здесь никогда не плескалась лава. Только морские волны точили мирный беспомощный известняк, вырезая в береговой линии пещеры и фьорды... " Герман Садулаев.
"Центральная площадь Капри, заставленная ресторанами, едва ли дает возможность оглядеться... Повсюду — суетливые туристы, пестро одетые, толкающие друг друга, шелестящие картами. Со всех сторон слышна иностранная речь: немецкая, английская, русская..." Андрей Аствацатуров.
"Среди всей этой толчеи неподвижными кажутся только фигуры официантов. Высокие, важные, они стоят, как греческие статуи, у своих ресторанов, горделиво оглядывая людскую сутолоку. Мы, мол, тут синьоры, а не какая-то фигня на побегушках." Андрей Аствацатуров.
"Сады Августа, зрительный зал роскошного театра, мягко, но сильно сдавливают мое сердце. Отсюда весь остров напоминает гигантскую табакерку на колеблющейся нефритовой подставке моря, простроченного пенными линиями и белыми чайками, висящими над волнами." Андрей Аствацатуров.
"Внизу замерли как будто отодвинутые от острова рукой исполина серые арки-утесы, выточенные стихиями и выскобленные взглядами туристов." Андрей Аствацатуров.
"Немецкий сталепромышленник Фридрих Альфред Крупп жил на Капри с 1898 года по нескольку месяцев, чаще всего зимой. Излечившись от депрессии и астмы, он подарил Капри обширный участок земли, где потом разобьют вполне райские Сады Августа, и выделил деньги на строительство дороги, скатившейся живописным серпантином в Малую гавань. Дорогу, ставшую артефактом, назовут его именем, а Круппу присвоят звание почетного гражданина острова. Недолгая идиллия оборвалась в 1902 году, когда Крупп свел счеты с жизнью после обвинений в гомосексуальных пристрастиях, считавшихся тогда в Германии тяжким преступлением." Генадий Киселев.
Природная арка (Arco Naturale) - созданный природой монумент, поразительное скальное образование шириной 12 м. и высотой 18 м., находится на высоте 200 м над уровнем моря. Cвод из известняка - как мост между морем и небом. Природная арка является остатками рухнувшего в эпоху палеолита грота.
Via Crupp, улица Круппа, как силуэт женщины, сложившей тело в кресле в виде зета, спускается зигзагом к побережью... Андрей Аствацатуров
“Нельзя постоянно жить в таком красивом месте. Через какое-то время восприятие замыливается и человек начинает привыкать даже к самым невероятным красотам, переставая их замечать. Они становятся для него будничными и обыденными”. Максим Амелин.
"С моим умением терять ориентацию в широком и упорядоченном Петербурге, или даже в Москве, где прожил всю жизнь, на Капри задача упростилась донельзя: больше всего городишко походит на гигантскую коммуналку - дельта коридоров с чуланами, тупиками, лесенками на антресоли и черными ходами. Каждый раз, когда я вконец отчаивался, я пускался по наклонной плоскости (дело знакомое!), и покатая мостовая выносила меня на Пьяцетту. Через час с чем-то панических блужданий пришлось посмотреть правде в лицо: я насмерть заплутал в городке с ноготок." Сергей Гандлевский.
"И снова — смотровая площадка с видом на нефритовое море, усеянное подпирающими горизонт островами. Оскорбительный пейзаж-сон, выставляющий человека со всеми его мыслями, страстями, ревностями, до нельзя мелочным." Андрей Аствацатуров.
"Тенистая аллея на задах монастыря ведет в сад, где честное запустение и все как полагается: крапива, полынь и... алоэ, как на старушечьем подоконнике, впрочем, растет из подножной земли и вымахало по пояс. Я обломил кончик шипастого листа и закапал в нос, чтобы вспомнить детский привкус - ничего не вспомнилось. Темный сад внезапно завершается сиянием, от которого учащается сердцебиение: две синевы - морская и небесная, отвесные до головокруженья каменные берега вправо и влево... " Сергей Гандлевский.
"Идти под гору было в радость, виллы справа и слева становились все богаче, перед одной раскинулся огромный, с нашу взрослую липу или березу, фикус с табличкой меж узловатыми корнями - Ficus (1934) com. Nicola Morgano. Они, значит, фикус сажали, а у нас, значит, Кирова убивали... Хорошо устроились!"
Сергей Гандлевский.
"Окончательно смерклось, и, как по команде, заорали коты. Оно и понятно - март месяц. Сейчас даже в холодной России щепка на щепку лезет."
Сергей Гандлевский
"Вышедшее солнце было сладким и медленным — от него шло тепло, как от лимонного пирога, только что вынутого из печи." Захар Прилепин.
"Наконец он поднялся и смог как следует рассмотреть скалу — ту, что стояла посреди воды. В скале, в самом центре ее, был сквозной проход, расщелина — из этой расщелины ежеминутно чем-то навек возмущенная вырывалась вода… после недолгого затишья начиналось бешеное бурление, и, нагнанная новой волною, снова вырывалась из расщелины яростная пена.
Он смотрел на это долго — быть может, полчаса, а может быть, и дольше.
На воду нельзя было насмотреться.
Эта вода являла собой бездну. В эту воду ушли тысячи и тысячи героев. В этой воде сгорели боги со всеми их чудесами и колесницами. В этой воде растворились нации и народы. И лишь она одна осталась неизменной и гнала сама себя в эту расщелину с одной стороны, чтобы в пенной, животной, белоснежной ярости выкатиться с другой. И так тысячи лет." Захар Прилепин.
"Городишко очнулся. Знаменитые на весь мир, увековеченные живописцами длинные итальянские тени, фиолетовые, твердые — как бы не обрезаться, — пролегли меж углов и карнизов. Из-за изгородей вылетали бытовые шумы. Матери многословно уговаривали детей поторапливаться в школу, молодежь заводила мотороллеры, зеленщики вытаскивали ящики с лимонами.
Площадь ожила, оба два кафе открылись, и бартендер, сосредоточенный, как все бартендеры, метнул нам вдоль прилавка два дабл-эспрессо: «Prego, signori!» — в ответ мы засмеялись, и он понял." Андрей Рубанов.
"Капри — кусок крошечный, но вкусный. Вообще здесь сразу, в один день, столько видишь красивого, что пьянеешь, балдеешь и ничего не можешь делать. Все смотришь и улыбаешься… Неаполитанский залив — и особенно Капри — красивее и глубже любви и женщин. В любви узнаешь все сразу — здесь едва ли возможно узнать все… У меня в голове веселый черт танцует тарантеллу, и я пьян — без вина…" М. Горький.
"Известный биограф всех-великих-русских-писателей замечает, что пролетарский певец Горький в Неаполе остановился в шикарной гостинице. А жил потом на Капри, который был самым дорогим курортом в Италии. И удивляется, почему в Италии это никого не удивляло? А меня удивляет, почему это должно было в Италии кого-то удивить? Я удивляюсь: чему тут удивляться? Тут не удивляться нужно, а радоваться. Если это хороший пролетарский певец, так пусть он живет в хорошей гостинице и на хорошем острове пусть живет. Если он пролетарский певец, так что теперь, обязательно ему жить в лачуге? А во дворцах, значит, могут жить только буржуазные певцы? Что это за врожденная привилегия буржуазии? Нет, дорогие! Пролетарская революция, она в том и состоит, что хороший пролетарий будет жить во дворце с другими хорошими пролетариями, а паразиты буржуи, бесполезные и вредные обществу, — вот они пусть и живут в лачугах и грызутся там за свои никому не нужные устаревшие «акции» и «деньги», как бомжи за пустые бутылки, потому что только так встанет над землей заря коммунизма, а не иначе." Виктор Ерофеев
"Восторги, приступы ревности, любовь до гроба, убийства, драки на Капри неуместны. Здесь надо лечить вымотанные офисами нервы и приезжать уже на пенсии, когда все звездно-полосатые мечты достигнуты и каторга жизни позади. Но умирать тут нельзя. Умирать надо в Венеции и желательно так, чтобы мир был благоговейно потрясен." Андрей Аствацатуров.
"Все должно было случиться на закате. Мы встречали закат на вилле Lysis Fersen. На вилле Fersen самые красивые закаты Европы. Кажется, у них есть соответствующий слоган. Если нет, то стоит внедрить. Действительно, очень красиво. Солнце садится на вершину горы соседнего острова названием Искья, словно бы зажигая гору огнем вулкана. И медленно погружается в жерло." Герман Садулаев
Villa Lysis Fersen.
"Ночь была хороша, соленая, жирная ночь итальянского юга, — цепляй ножом и намазывай на хлеб. Если умеешь." Андрей Рубанов.
И в качестве эпилога еще несколько моих фотографий, сделанных в октябре 2006, а также фотографии туристов, побывавших в Южной Италии в 2015 и 2016. Никакой компьютерной графики!
А также фотографии туристов, побывавших в Южной Италии в 2015 и 2016 гг. в туре "Вернись в Сорренто".
